Классический Басков

На сцене он воплощает образ этакого положительного мальчика: галантен, поет лишь классику или ретро, частенько появляется перед публикой в сопровождении певиц забальзаковского возраста...

Тем не менее по Николаю сохнет куча девчонок. И даже парни признают то, что он делает. Некоторые из поклонников, чтобы угодить артисту, даже выполняют на каждом его концерте определенные ритуалы: кто-то всегда дарит белые хризантемы, кто-то – одну желтую розу, а кто-то – плюшевую игрушку. Почему вдруг в молодежной среде возник такой интерес к серьезному искусству? Ведь большую часть даже самого просвещенного молодняка на классические концерты не заманишь?

– Публика у нас сейчас перекормлена некачественной музыкой, и ей уже хочется чего-то кроме дешевой попсы. Именно это я и хочу ей предоставить. Кроме того, наверное, моему успеху способствует и то, что я стараюсь подавать классику доступно, чтобы она доставляла удовольствие любому, даже самому неподготовленному, слушателю.

– Некоторые музыкальные критики ругают Вашу манеру исполнения.

– Это их дело. А вот представители респектабельнейшей компании звукозаписи "ЕМI" назвали мою технику вокала очень интересной. У меня есть признание таких авторитетов, как Пугачева, Быстрицкая, Казарновская, Барбери, Скотте.

Хосе Каррерас недавно пригласил меня к себе на мастер-класс в Испанию. Легендарный тенор сказал: "Я начинал с классической музыки, а сейчас исполняю эстраду. Ты же можешь пока петь эстраду и затем перейти на классику".

Даже итальянские эксперты, самые придирчивые судьи в области вокала, отметили и мои природные данные, и влияние в моем голосе итальянской школы.

– Как Вы пришли к классике?

– Выступать я начал уже в младшем школьном возрасте. У меня было колоратурное сопрано. Ездил во Францию петь вместе с другими одаренными мальчиками. Хотя особой любви к классике я не испытывал. Просто как послушный ребенок делал то, что требовали взрослые.

В шестнадцать лет родители отдали меня на занятия вокалом к замечательному педагогу, заслуженной артистке России, Лилиане Сергеевне Шеховой. Она заразила меня своей страстью к опере. До Лилианы Сергеевны моими музыкальными кумирами были Queen и Мадонна.

– А теперь?

– Теперь точно знаю: моя цель – классическое искусство. Обожаю трагическую оперу. Больше всего люблю "Тоску". Композиторы? Верди, Москале. Когда в шестнадцать лет я обратился к серьезной музыке, мне стали сниться пророческие сны: будто я выступаю перед огромными залами. Я видел себя во всевозможных красочных костюмах...

– Наверное, даже самым профессиональным и талантливым людям не избежать критики. Как Вы реагируете на нее?

– Частенько на моих концертах появляются так называемые "музыкальные авторитеты". Заходят за кулисы, заявляют: "Вот ту ноту ты не взял! А там сфальшивил!" На что я отвечаю: "Сами-то вы когда последний раз на сцену выходили?" И начинается: "Да лет тридцать назад..." – "Ну, так выйдите – и спойте!"

– Некоторые ценители искусства считают, что в Ваших концертах слишком много помпезности: декорации с ангелочками, обращение к авторитетам...

– Я с этим не согласен. Декорации и прочий антураж нужны, чтобы создать атмосферу праздника – отвлечь на два с половиной часа зрителей от обыденности. Во всяком случае, у меня не самый большой пафос: я не летаю... К своим концертам я отношусь крайне серьезно. Считаю, артист должен нести чистую миссию.

– Кто Ваши любимые авторы?

– Пожалуй, Ремарк. Его "Ночь в Лиссабоне...", думаю, дает много пищи для ума. Всем, кто не читал Ремарка, очень советую. Привила мне любовь к искусству и литературе мама. Я ей очень благодарен. Всю свою жизнь она посвятила мне и папе, многим пожертвовала ради нас. Если б не мама, не знаю, кем бы я стал.

– Занимаетесь ли Вы спортом?

– Сейчас – нет. Может, поэтому несколько лет назад мне пришлось худеть. Тогда я еще не был знаменит, девушки не обращали на меня внимания, и я ужасно страдал. Пришлось сесть на диету, сбросить пятнадцать килограмм. В детстве родители водили меня в спортивные секции. У меня даже имеется второй юношеский разряд по плаванию. До сих пор люблю плавать и занимаюсь моржеванием.

– Расскажите о своей семье.

– Отец – военный, мать – домохозяйка. Они, а также бабушка с дедушкой, много сил потратили на мое музыкальное воспитание. Очень рано отдали меня в музыкальную школу. Три раза в неделю водили меня на концерты. Раньше мы много ездили по стране. Долго жили в Новосибирске. Какое-то время – в Германии.

– Как строятся Ваши взаимоотношения с друзьями детства?

– Друзья детства часто подходят ко мне во дворе за автографами. Бывали такие случаи: подваливает бывший одноклассник: "Колян, я не знаю, что ты там поешь, но моя мать тащится от тебя. Дай для нее автограф". Через какое-то время заявляется опять: "Колян, ты моей сестренке катишь. Будь человеком, распишись". А потом: "Колян, знаешь, я так тебя послушал – ничего. Чиркни пару слов старому другу!"

– У Вас есть охрана, личный шофер. Такие прибамбасы действительно нужны или это "для понта"?

– Все это мне необходимо. Возьмем, к примеру, шофера. Однажды я сам вел машину. Находился в расстроенных чувствах. В результате въехал в столб. Или охранник. Бывает, я перехожу дорогу, не глядя на машины; бывает, тяжело уйти с концерта, так как одолевают поклонницы. 

– Как Вы относитесь к поклонницам?

– Я их очень люблю. Особенно, если они не пристают ко мне с истеричными записками с откровенными предложениями. 

– Вы много гастролируете за границей. Вас настойчиво приглашают остаться за рубежом навсегда. Что Вы думаете по этому поводу?

– Признание западной публики чрезвычайно лестно. Я хочу и дальше продолжать зарубежные гастроли, но эмигрировать не собираюсь. Вот, Павел Буре выступает за канадскую хоккейную команду, но остается русским игроком.